В этом году Беляевская районная организация профсоюза работников образования совместно с отделом образования провела конкурс «Великая победа». Информационным партнером выступила наша газета.От лица редакции скажем, что мы были поражены качеством работ, их проникновенностью и трагизмом и хотим выразить благодарность председателю районной организации профсоюза Светлане Варфаламеевой за его реализацию. Например, трудно оставаться равнодушным после публикации «Судьба человека».
Ее мы и хотели бы представить читателю в рамках нашей постоянной рубрики «Время помнить»
«Судьба человека»
(История жизни моего деда, который провёл три года в фашистском плену.
История, которую я воссоздала по воспоминаниям моего отца)
Пролог
Мой дед, Бисембаев Лаик, к сожалению, провел почти всю войну в плену. Сталь характера деда прошла прочную закалку: запаса прочности хватило на всю жизнь, на жизнь, до краёв наполненную страданиями. Многие его соратники прошли всю войну: кто-то погиб на фронте, кто-то возвратился домой победителем, а мой дедушка вернулся из фашистского плена. Кто-то может возмутиться: «Нашла чем гордиться!?» Но я, действительно, горжусь моим дедом и хочу об этом заявить во всеуслышание. Он ни в чём не виноват: время выбрало их и обошлось с ними жестоко.
Мой папа вспоминал, что очень ждал отца с войны. Он, семилетний мальчик, мечтал, что возвращение его будет громким, радостным, таким, как показывают в кинофильмах. Но ничего подобного не было. Не было громких криков «Победа, Победа!», не было музыки, цветов, военного эшелона и радостных лиц солдат. Мой дед добирался пешком, измученный, истощённый, в разорванных башмаках, в старой фуфайке, будёновской шапочке, наполовину прикрывавшей плешивую стриженую голову. Сын, узнав об этом, побежал навстречу любимому отцу, измученному пленом и войной, к такому родному и такому далёкому. В момент этой долгожданной встречи невыносимая накопившаяся боль, смешанные чувства и эмоции-всё, что буйствовало внутри каждого из них, что переполняло их сердца, неистово вырвалось наружу. Крепко обнявшись, посреди бескрайней и безмолвной степи, они просидели вдвоём и проплакали несколько часов.
Мой дед, по воспоминаниям своего сына, то есть моего папы, всю жизнь стыдился себя. Он так и умер с чувством вины — за то, что не застрелился, когда его брали в плен, за то, что сумел выжить в аду. После его смерти в военкомат пришли документы, которые давали право приравнять его к участникам Великой Отечественной войны. Он не дождался этой справки. А как он ее ждал! Он боялся, что придет отказ, опять будут унизительные проверки. Для него было бы большим счастьем узнать, что он — участник войны. Клеймо военнопленного всю жизнь тяготило его, он не мог смотреть военные фильмы, плакал, когда по телевизору показывали фашистские концлагеря, когда в праздники транслировали парады. Он не любил рассказывать об этом периоде своей жизни и, более того, стыдился его. Папа рассказывал, что деда часто вызывали на проверки. «Даже в Москву он ездил раза три», — сокрушался отец. Беседы с родственниками показали, что история плена, в котором дед провёл целых три года, стала семейной легендой — некоторые факты исказились, забылись, другие просто не упоминались. При этом нельзя было напоминать деду об этих событиях. Его все любили и берегли. Да впрочем, он и сам не стремился вспоминать эту горькую страницу своей военной биографии. В конечном итоге, в нашей семье пересказывали события тех лет в том варианте, который я изложила в своём рассказе.
***
Жаркий июньский день.22 июня 1941 года. Очень хочется пить. Ну когда же Николай Петрович, председатель нашего колхоза, начнёт собрание? Ещё в школу надо забежать, посмотреть, все ли окна закрыла уборщица. За т. Клавой я присматриваю: закрываю окна, выключаю свет. Старенькая она совсем, но всё ещё работает, мужа нет, а детей и внуков надо кормить-одевать. Да, непременно, надо зайти в школу… Я люблю порядок во всём. Также очень люблю свою работу, учеников. Нас всего-то учителей двое, школа малокомлектная: четыре класса,16 учеников. Так когда же наш председатель начнёт? «По какому поводу собрание?»-спрашивает меня наш агроном Жумабай. Я молча пожимаю плечами, говорить не хочется, в помещении душно. Как же хочется пить. Замечаю, что лицо у Петровича суровое, сосредоточенное. Повестку не оглашали, собрали экстренно. Может случилось что-то в нашем селе? Медленно наш председатель встал во весь рост и, держась обеими руками за стол, выдавил из себя: «Товарищи, война!» Потолок вдруг как-то сразу начал давить, стало не хватать воздуха, ещё больше захотелось пить…Я смотрел на Петровича, как будто ждал ещё от него каких-то слов…Мы встретились с ним на миг взглядом, и в его глазах я увидел страх и растерянность…По кабинету пронёсся гул, затем стало очень тихо. Каждый ушёл как-то в себя. Даже весельчак и балагур Сеня врос в стул и сидел, опустив голову. «С завтрашнего дня начнётся мобилизация мужчин на фронт!- отчеканил председатель. Готовьтесь к отправке. Я очень верю, что за месяц-два мы сможем прогнать немецких захватчиков».
Ноги меня плохо слушались, но всё же привели к колодцу, где, наконец, я напился студёной воды, а затем привели в родную школу. Здесь я проработал учителем почти 8 лет. Долго стоял я возле своего рабочего стола, в своём любимом кабинете, и в голове роились мысли: «А как же школа, мои ученики? Надо ещё подготовить школу к новому учебному году. Хотел окна отремонтировать… Может, до сентября всё закончится?..».
Дома меня ждал полуторагодовалый сын, жена. Нужно как-то их подготовить, успокоить…
Через 5 дней меня вызвали в военкомат для отправки на фронт…
***
Лежу под открытым небом в полуразрушенном бараке и вспоминаю, как при расставании я крепко прижимал нашего сынишку к груди, как безутешно плакала жена. Тогда я ещё не знал, что вижу её в последний раз. Тогда я ещё многого не знал… Не знал, что зимой 1943 года моя любимая пойдёт в соседнюю деревню за спичками и солью и на обратном пути её настигнет сильная метель. Жена заблудится и, выбившись из сил, замерзнет и заснёт навеки, не дойдя до дома каких-то 50 метров. Дома её так и не дождётся наш маленький сын…Не знал, что все мои созидательные планы будут порушены: окна в моей школе я никогда не отремонтирую…
Шёл второй год войны. Воевал я на юго-западном фронте. Наша рота прорвалась в расположение врага. Бой был упорный. Мы пошли в контратаку. В пылу боя мы вместе с несколькими бойцами, действующими под командованием лейтенанта Крупинина, сопротивлялись упорно, но фашистов было во много раз больше, чем нас. Силы наши в конце концов иссякли, патроны закончились. Немцы окружили нас и взяли в кольцо. Как я остался жив, не понимаю. Наверное, я чувствовал, что дома меня очень ждёт сынишка, который остался совсем один и который нуждается в моей защите и заботе. Я очень хотел жить! Я огляделся вокруг: все погибшие мои товарищи были разуты, причем у большинства сняты даже портянки. Я как будто на время потерял сознание, всё было как в тумане, пришёл в себя уже в поезде. Мы, 8 бойцов, были захвачены в плен ранеными, подвергнуты страшным истязаниям. Нас, пленников, везли в Германию, как скот, – стоймя, в закрытых вагонах. Сидеть было нельзя и негде. На станции несколько переполненных вагонов отцепили и нас оставили взаперти без воды и еды. Мы в них просто умирали от голода и жажды. Несколько дней эти вагоны с живыми и мертвыми людьми стояли на станции, а потом пришли опять немцы. Они открыли состав и отправили всех выживших солдат в плен, где долго гоняли по этапам. Так я оказался в немецком концлагере, где началась над нами чудовищная расправа. Мы были подвергнуты варварским пыткам. Фашисты походили на зверей, упивавшихся человеческой кровью. Палачи действовали не торопясь, и старались причинить своим жертвам наибольшие страдания. Я получил в том моём последнем бою ранение в грудную клетку. Из раны сочилась кровь. Всю оставшуюся жизнь эта рана меня мучила, не заживала, гноилась и кровоточила. Но куда больше всю жизнь кровоточила моя израненная душа. Плен можно сравнить с медленным убийством личности, с отобранием прав и возможностей, с лишением тебя всего человеческого. Положение наше было тяжелое, выдавали на 20 человек одну полусырую буханку хлеба в день. Кроме хлеба и воды мы ничего не получали… Обезумевшие от голода, мы бросались на помои, которые немцы иногда выливали прямо на нас. Дрались насмерть из-за гнилого картофеля или кожуры от него. Многие в концлагере умирали от голода. Наверное, поэтому у меня было всегда особое, уважительное, отношение к хлебу. Истощенные тела сбрасывали в траншеи за зданием барака. Две из этих огромных ям были полные, а третья заполнялась с каждым днем. Рвы были шириной с человеческой рост и длиной в 30 метров. Мы, пленные, не имели обуви, носили на ногах вместо обуви тряпье. Все находились под почти открытым небом в полуразрушенном бараке. Здесь существовал один закон — беспощадное уничтожение.
Как-то начался пьяный разгул немецкой солдатчины. Пьяные солдаты и ефрейторы злобно поглядывали на нас, пленных.
— А-а, руссише швейн,— слышали мы пьяные возгласы.
Немцы плевали нам в лицо. Тех, кто пытался сопротивляться, сразу расстреливали. Потом фашисты со свастикой устроили катание на пленных красноармейцах. Они разыскали где-то свинью. Один из солдат сел на плечи пленному красноармейцу, другой — на свинью, обоих подгоняли, чтобы это было похоже на гонки. Пьяные немцы хохотали, злорадствовали, издевались.
«Швайн!.. швайн!..»- звенело у нас в ушах, и до конца моих дней я слышал эти возгласы, которые отзывались болью в моём сердце и мурашками на коже. В промежутках между смехом они снова распивали спиртное. Красноармеец не выдержал и скинул с себя фашиста, тот вынул револьвер и выстрелил… Я, советский учитель до мозга костей, с содроганием смотрел на этот пьяный разгул, чудовищный произвол. В голове пульсировало одно: «Сволочи! Нелюди!..Надо бежать! Бежать…»
***
Известие о Победе к нам в концлагерь пришло тихо. Освобождать пленных пришли канадские или британские военные. После освобождения из плена я снова попал в плен, но на этот раз наш, советский. Доказать, что ты оказался в плену по воле случая, что не сдался и не отступал, было почти невозможно. Мне поверили, но отстранили от любимого дела- права учить детей. По принятым правилам пребывание в плену должны были подтвердить как минимум два человека, в деле же представлены свидетельства четырёх человек. И я до сих пор слышу их голоса из прошлого…
Эпилог
Я, внучка моего славного деда, размышляю о событиях Великой Отечественной и… невольно сравниваю себя с ним, на долю которого выпало столько страданий и невзгод. И каждый раз задаюсь вопросом: «А мы бы смогли?!..» Часто рассматриваю наш семейный фотоальбом со старыми пожелтевшими фотографиями, с которых смотрят на меня добрые и грустные глаза моего деда… И в этот момент остро осознаю, что живу «за себя и за него». Ведь он недолюбил, недосказал, недочувствовал и…не дожил. Сколько «не»?! А главное, он не очерствел душой. Дед всегда проявлял доброту, чуткость, отзывчивость по отношению к окружающим. Все члены моей семьи- ветви одного могучего дерева, одного корня, в свою очередь питающие этот ствол, придающие ему жизнестойкость и силу. И я горжусь тем, что принадлежу к семье, в которой были стойкие, мужественные и вместе с тем скромные люди.
Жизнь продолжается…И продолжается она благодаря тому поколению, которое не считало свою жизнь подвигом. Они просто делали всё, что могли. Ради своих близких и любимых, ради Победы! И в мирное время так же, как на войне, добросовестно трудились до конца своих дней. Путь к миру, в котором мы сегодня живем, был долог и труден. Ценой неимоверных усилий, бесконечного мужества и веры, нашему народу удалось отстоять свободу и независимость нашей Отчизны. Спасибо! Спасибо тем, кто погиб – за доблесть; спасибо тем, кто вернулся – за силу жить дальше; спасибо тем, кто трудился в тылу, спасибо тем, кто ждал… Мы должны чтить память защитников Родины. Всё дальше уходят события военных лет в прошлое, но они всегда будут волновать нас трагизмом событий, невиданным героизмом советских людей.
P.S. 26 января 2019 года исполнилось 80 лет моему папе Бисембаеву Куаналы Лаиковичу, детство которого было опалено войной. Этот рассказ о судьбе его отца я посвящаю ему. И еще… Я подхватила профессиональную эстафетную палочку от моего деда. Ведь он так хотел «сеять разумное, доброе, вечное»…
Я уверена, что факел знаний, факел стойкости и мужества, зажжённый моим прадедом, мы будем бережно, гордо, с трепетом и благодарностью передавать из поколения в поколение…
С.К.Утеева, член профсоюза Бурлыкской СОШ
«Время помнить» — тематическая рубрика областной профсоюзной газеты «Простор» в рамках объявленного Президентом страны Года памяти и славы. Читатели «Простора» делятся своими воспоминаниями, уникальными архивными материалами о родных, воевавших в Великую Отечественную войну, тружениках тыла.
Авторы статей получают в подарок экземпляры газеты с опубликованными историями о своих героях.
Благодарю за статью.